| atretakov424 | Дата: Суббота, 01.04.2023, 11:26 | Сообщение # 1 |
|
Рядовой
Группа: Проверенные
Сообщений: 2
Статус: Offline
| 
Рождественский стишок
Ночное яблоко на кухне поедая,
Сижу, румяная и молодая.
А тот, кто ведает румянцем и тоской,
Подушку греет нежною щекой.
А та, что на него до слёз похожа,
Спит, становясь и старше, и моложе.
А тот, кто их оберегает сон,
Уже рождён.
***
Кончался декабрь. Последние торты пеклись,
Последние Деды Морозы на вызов неслись,
Последние дворники снег убирали последний,
И мокрые шапки, как звери, лежали в передней.
Кончался декабрь. Психиатр на дежурстве дремал,
И лёгкой метелью припугивала зима,
И лёгкая неврастения плела паутину:
Я здесь, мои милые, я вас вовек не покину.
Кончался декабрь. На ёлку навесив шаров,
Мы думали, что защищён и украшен наш кров
Духом лесным, духом святым,
Запахом детства, дождём золотым.
ДОЧЕРИ
В синих сумерках пойдём прогуляться,
Там собаки и деревья без листьев.
Я надену тебе тёплые штанишки,
А сама накрашусь, как актриса.
В синих сумерках пойдём прогуляться,
Держась за руки, чтоб ветер не унес.
Нам ведь главное — не потеряться,
Это наш единственный вопрос.
***
Что-то сердце болеть начинает.
Что-то номер не отвечает.
Что-то муж головой качает,
Не подносит мне спичку, злодей.
Я пойду в темноте прогуляться —
Ничего, что домашние злятся —
Я дойду до конца декораций
И увижу картонных людей.
Песенка
Я, как безумный графоман,
Пишу свой маленький роман,
А ты читать не хочешь,
Не плачешь, не хохочешь.
Я, как царица обезьян,
Люблю тебя, мой Дон Жуан,
В виденьях эротичных,
Больничных, неприличных.
Я, как зелёный мальчуган,
Люблю тебя, мой Ив Монтан.
Прими стишок в подарок
Да будь, как прежде, жарок!
***
Мой рассудок невинен и чист,
Как Траволта, танцующий твист.
Есть ещё лет пятнадцать в запасе
У меня — и на бридж, и на вист.
Ощущается жизненный сок,
Поглощается пиццы кусок,
Но предчувствие близкой прохлады
Успокаивает висок.
Тонко-тонко закручен сюжет —
Полусвет, полутьма, полубред.
Усмехаются персонажи,
Потому что концепции нет.
Я не помню, какая строка
Не дописана наверняка.
Я и в картах не смыслю нимало,
Даже если игра — в дурака.
***
Ты не видишь, как бегают белки
По зелёной от крови земле,
Ты не слышишь, как жалобно бесы
Обращаются прямо к тебе.
Твои волосы пахнут пожаром,
Толстый шмель залетает в окно.
Подчиняясь вчерашним кошмарам,
Ты снимаешься в этом кино.
Полупьяное расположенье
Сновидений, деревьев, небес.
Только музыка будет движеньем
В направленьи, обратном тебе.
Отойди от прохладного ада,
Выйди из лесу, как из гостей.
Ничего не исправит бригада
Из двенадцати милых чертей.
Зима
Ольге Яковлевой
Мы не забыли тёплые дома.
Звучал Вивальди — кажется, «Зима» —
Поджаривались хлебные кусочки,
Душа не замечала оболочки,
В глинтвейне плавали головки мака.
Мы были все с истфака и филфака,
А если медик дикий забредал,
То он гармонии не нарушал.
Действительно, всегда была зима,
Поскольку сразу бешено теплело,
И кто-то пел, и ты со всеми пела,
И золотились книжные тома,
А баловень Москвы и Амстердама,
Картавый фаворит романских муз,
Эстетствующий, ласковый, как мама,
Читал свои стихи француз.
Немного ведьма, юная хозяйка
Заваривала якобы чаёк,
И девочка, соседская, козявка,
Училась у неё.
Кармен-сюита, люмпен-сигарета,
Ку-ку-богема, караван-сарай,
Вивальди рыжий написал про это,
Молчи-молчи, не смей, не повторяй.
Потом у всех детишки народились,
Женился тот, кто не сошел с ума,
И оглянулись мы, и прослезились,
И всё прошло, и кончилась зима.
* * *
Мы были совами в древесной глубине.
Теперь мы стали совами вдвойне.
И если не погибли на войне —
Наверное, проснулись не вполне.
Я знаю человеческие сны
В похмелье подступающей весны,
Где символы мучительно ясны,
Как две навеки сросшихся сосны.
Ариведерчи, Фрейд, и Юнг, и Фромм!
Забавно повстречать себя в другом.
Такое в небе пишется пером,
А мы возьмём — и вслух произнесём.
Два голоса, и лиственное “ах!”,
И привкус никотина на губах.
Какие ведьмы водятся в лесах!
Но мы — лишь совы в чьих-то волосах.
Два существа, немножечко зимы
И сотни глаз невидимой тюрьмы.
Прости, я знаю, не бывает “мы”,
А только — небеса, леса, холмы.
Мы были глиной, воздухом, водой.
Мы хищниками были и едой.
Мы будем сосняком и лебедой —
И станет меньше хоть одной тюрьмой.
* * *
Ещё не растаял снежный лев,
Ещё не растаял снежный ком
Внутри, где шелест и подогрев,
Где пахнет мёдом и молоком.
Ещё не растаял сахар зимы,
малина и сливки, янтарь и воск.
Ещё не совсем потерялись мы
среди обжигающих острых звёзд.
Джаз
Мир расколется, чтобы сложиться
Снова, как его Бог сочинил.
Мы не будем томиться и злиться,
Нам не хватит чернил.
Мир расколется на сто кусочков —
Некроваво, небольно, как гром.
Скинет облако оболочку
И прольётся дождём.
***
Мише и Лизе Гундариным
Твоя жена измучена, как флейта.
Весна не может превратиться в лето.
Любовь вообще не может ничего.
Как говорит бедняга Альмодовар,
Предельный стиль — вульгарен, словно доллар.
Спи, флейта, Белоснежка, божество.
Ум истощился в прозе повторений.
Лет пять не вздрагиваем от прозрений,
Лет десять как не носим красный цвет.
Где наши шарфы, наши эпатажи?
С кефирчиком садимся в экипажи
И вместо "sure" отвечаем "нет!"
ЛЕТО
Пойдем опять в траве валяться,
Июльским покрываться глянцем,
Закрыв глаза, закрыв глаза.
Мы уплываем по теченью.
Какие, к черту, предпочтенья? —
Судьба, и грёза, и гроза!
В траве густой, нарядной, страшной
Алёшей будем и Наташей,
Кузнечиком и саранчой.
В зрачке виденье отразится:
Лет через двадцать, через тридцать
Нас перепутают с травой.
***
Улыбнемся пошире, как перед расстрелом, —
Белозубо, беспечно и просто!
Будем делать любовь (это стих, но белый),
Без ответов и без вопросов.
Улыбнемся на девять телеканалов
И на все девятнадцать столетий!
Если память потом напугает оскалом —
Мы и ей улыбнемся, как дети.
***
Я — красивая, я — хорошая,
У меня проблемы с подошвами,
С каблуками, носками, колготками,
С дураками и идиотками,
С сапогами, парфюмом, косметикой,
Чувством долга, моралью и этикой,
С авторучками и блокнотами,
С ремешком на часах и банкнотами,
С неразборчивым, видимо, почерком,
С отношением к маленьким почестям,
Со старушками в летних троллейбусах,
С женским кризисом тридцатилетних,
С дочкой-ангелом, с мужем-блондином,
С местным климатом, с англицким джином,
С каждым днём и, похоже, с начальством...
Здесь прервёмся: бумага кончается.
* * *
Вот кончится весна — и всё, привет,
Исчезнет наваждение ошибки.
Даритель роз, куритель сигарет,
А также принц, а также, если шире,
Даритель марта и куритель снов,
Издатель книг и рисовальщик ветра!
Мне нравится, что Вы больны не мной,
Всё кончено, уже написан Вертер.
***
И не буду я губы подкрашивать,
И не буду я думать о Вас.
Буду маленькая и нестрашная,
Как взбесившийся контрабас.
***
Сделай дырочку в носу,
Вставь кольцо скорей.
Мы пойдём гулять в лесу
Мимо снегирей.
У них шапки набекрень
И тяжелый взгляд.
Они знают всё про нас,
Но не говорят.
***
Саган, Саган, Саган и снегопад!
Банальней — только звезды, говорят,
Банальней — только парная рифмовка.
Примерю одиночество неловко
И формулу сонета повторю.
Прощай, прощай! — апрелю говорю.
Прощай, любовь, неверная чертовка!
Прощай, прощай, прощай — и снегопад.
***
Закрой глаза — и я тебя увижу.
Закрой глаза — и я умру в Париже.
Закрой глаза — я вспомню о тебе.
Дыхни, дыхни! — Ты пахнешь карамелью.
Две феи пролетели над постелью
И разбросали сказки в темноте.
|
| |
| |
